Дым на небе, дым на земле...

Сборник повестей  Платона Беседина «Как исчезает дым» (издательство «Зебра-Е») – это высказывание человека, у которого, что называется, душа болит по поводу происходящего на Донбассе и вокруг него.  Три истории, три ситуации, каждая из которых по своему, но безысходна.  Глубоко чуждый того, что иногда называют «казённым оптимизмом», в отчаянье Беседин все же не впадает (хотя иногда кажется, что близок к этому).  Где же он видит выход из тупика?

Житель Севастополя Платон Беседин – человек известный. Прозаик, публицист,  журналист, человек, в чьей патриотической позиции усомниться невозможно. Видимо поэтому он как будто бросает вызов сам себе и всем, кто с 2014 года болеет за Россию.   Вы за наших, значит? А вот если так обернётся? А вот такое вы видели? Трудные вопросы – еще более трудные ответы (если они вообще есть).

Вот герой первой повести «Человек, у которого было всё», модник-политтехнолог, чиновник, который поставлен на «проект Донбасс». Видели мы таких героев, повёрнутых на брендах и символическом потреблении у Брета Истона Эллиса, и у Бегбедера (а впрочем, и у Сергея Минаева  тоже). Циник до последней капли, но с некими духовными запросами. Автор сталкивает его с донбасской реальностью «первых лет» (2014-2015).  Согласно повести, мы имели здесь  дело с неким медийным проектом, который можно свернуть при необходимости (что в «Человеке» и происходит). И это, к удивлению самого героя, вдруг вызывает у него внутренний протест! Нет, герой (рассказ идет от первого лица) отнюдь не «прозрел». Разве что столкнулся с «пустыней реального» – причём её «аборигены», тоже отнюдь не ангелы, они грубы и жёстки. Но и герой в глубине души такой же, и мы с вами понимаем, что именно они ближе к истине, возможно, не слишком приглядной – но эта истина в любом случае честнее глянцевого мирка манипуляторов-технологов.

В повести есть ещё игра с базовым постмодернистским приёмом – утратой реальности, растворяющейся в книге, которую мечтает написать герой, но пишет не он… Или всё же он? Или никто её не пишет, а она пишет нас? Сегодня, ей Богу, как-то мы такое уже пережили, можно было бы и тут без старой игры обойтись, остаться на стороне более прямого высказывания. Всегда побеждающего. Оно ведь и «медийный проект» «Донбасс» закрыть не получилось, и теперь уже не получится ни у кого.

В этом смысле две других повести сборника выгодно отличаются от первой.  Никакой имитационной пленки поверх реальности,  речь о жизни, о непростых и сразу узнаваемых ситуациях.

«Предчувствие февраля» - история о Данииле,  любителе классического  рока, писателе и журналисте, который  крайне тяжело переживает разрыв с женой (дети остались с ней). Его интеллигентностью как раз и обеспечивается тяжесть этой рефлексии. Пытаясь заглушить боль, герой пьёт, слушает музыку, рассуждает о женщинах, смысле жизни, вообще обо всем на свете…  Ругается с бывшей. Но не очень-то это всё ему помогает.  Пытаясь что-нибудь изменить, герой отправляется на Донбасс с гуманитарной миссией. И здесь попадает к банде мародёров-убийц…   Оказывается в прямом смысле перед лицом смерти. О чём он вспомнит в свой, может быть, последний час? Что  «вытянет» его  из тяжелой тоски? Такая, очень своеобразная, радикальная психотерапия.

В повести много интересных, явно невыдуманных деталей быта, недалёкого от войны. Да и характеры людей, живущих около черты, даны  достаточно любопытно. Cкажем прямо, вместо Донбасса здесь могла бы быть любая «горячая точка», или просто бандитская малина. Потому что повесть всё-таки об этом – о преодолении экзистенциального кризиса  через угрозу жизни. Сработает? Не сработает? Автор, которого, как можно понять, горячо волнуют эти вопросы,  выбирает героя своим (говоря по-набоковски) «представителем». Не знаю, получил ли он ответ сам, мы, читатели, остались перед открытым финалом.

Главной удачей сборника мне кажется повесть «Шелестом берёзовых листьев» – мрачная история ребёнка (рассказ тоже идет от первого лица), который вместе с матерью вынужден эвакуироваться из зоны боевых действий. Он оказывается в лагере беженцев (не слишком отличающемся от «зоны») в нашем уже Крыму, потом находит свою бабушку, живущую почти что в нищете, потом умирает и она…  И что остается залогом возможного светлого будущего для этого маленького, глубоко травмированного, но хранящего стойкость существа? Ложка. Простая деревянная ложка. Тут надо отдать должное Беседину – важная деталь вытягивает всю историю из болота пессимизма, придает хоть какую-то надежду. Будущее – может, парадоксальным, а может и единственно возможным образом – оказывается связанным с прошлым, как  жизнь – со смертью. «Одна ложка – в могиле у бабушки Фени, другая осталась у меня. И я хочу её сохранить как оберег, как память. Потому что нет ничего важнее памяти. Без неё мир рвется на куски, растрачивается попусту. Я разжимаю хватку – ложка остается целой. Теперь она есть одно».

Прекрасная метафора, описывающая то, что происходит сегодня с нашими «новыми регионами», с людьми, живущими там. Воссоединение – трудный, болезненный процесс.  Общее прошлое, общие культурные и национальные корни – одно из немногих, что может нам помочь.  Сделать так, чтобы Россия «была одно».

…Чехов некогда писал, что русская литература не отвечает на вопросы, но  зато правильно задаёт их, не боясь показаться неполиткорректной, обидеть «своих», обрадовать «чужих».  У Платона Беседина задать такие вопросы получилось. Подождём ответа? Или попытаемся ответить сами, каждый для себя?

Михаил Гундарин