Командировка в Донбасс, или Донецкая история (в стихах)

От автора: Благодарю жюри федерального проекта «Литературные резиденции» за высокую оценку моей работы, а Союз писателей России – за предоставленную возможность отправиться в Героический Донбасс. Предлагаю вниманию читателей первый очерк по итогам этого путешествия.

В молодёжной библиотеке Луганска 5 октября 2025 года во время онлайн-конференции «Луганск – Санкт-Петербург – Вятка “Поэзия Z”», где притулился я с краю стола, устроили надолго запоминающуюся поэтическую перекличку известные поэты. От Луганска читали «военные» стихи: Марк Некрасовский, Александр Сигида (старший), Лариса Бекрешева, Людмила Гонтарева. После видеоконференции не обошлось без посиделок и разговоров за жизнь. Узнав, что по заданию Союза писателей России я собираю материал об СВО и новых (но исконно русских) присоединённых к России территориях, а из Луганска еду прямиком в Донецк, дружелюбно настроенный, дюже талантливый и богатырски сложенный Александр Сигида посоветовал обязательно познакомиться в столице ДНР с писателем Игорем Лысым, сопроводив рекомендацию убедительным аргументом:

– Стихи Игорь складывает – будь здоров – и разит ими прямо в сердце! Всех местных знает и сведёт с кем надо. Только если по отчеству будешь величать, правильно делай ударение на первый слог: Орестович!..

Уже в Донецке, беседуя, с одним из самых, на мой взгляд, мудрейших и уважаемых людей ДНР, заместителем председателя регионального отделения Союза писателей, доцентом политехнического института Владиславом Русановым, услышал из его уст занимательно-поучительную историю, ярко и очевидно характеризующую настроение жителей Донбасса, главным персонажем которой был опять же Игорь Лысый:

«События 2014 года на Украине сплотили жителей Донбасса. Выбор для подавляющего большинства населения был очевиден: дальнейший путь Донецка возможен только с Россией! Писательское сообщество не осталось в стороне, активно влившись в народное ополчение. Наш председатель правления писателей Березин Фёдор Дмитриевич был заместителем министра обороны ДНР. А какие стали рождаться в это время стихи, вдохновенные и воодушевлённые, пропитанные болью и надеждой! Они звучали на передовой, со сцен театров и кинозалов, на улицах городов и сёл, они объединяли людей, звали на защиту молодой республики лучше любого лозунга и патриотического призыва! И вот как-то «перекормленные» фронтовой жизнью, планируя очередную встречу в литературном кафе, согласовали между собой донецкие поэты миролюбивую гражданскую позицию: «Давайте бросим вызов времени, подарим публике стихи о любви, о природе, о чём угодно, но военную тематику на этот раз трогать не будем». На том и порешили.

Собралась многолюдная аудитория слушателей. И зал, понимая наши поэтические устремления, пытался отвлечься от памятных далёких и совсем недавних прилётов вражеских снарядов, от постоянного переживания за жизни близких, встречал каждое выступление аплодисментами. Но, видно, внутренне зритель всё равно жил другим и ждал в тот вечер праведного слова и своего настоящего героя. И он отыскался!

Игорь Лысый изначально о договорённости поэтов не знал и где-то отсутствовал по своим делам в течение недели. Но именно в день проведения литературного кафе его угораздило приехать в Донецк. Проходя мимо кафе, он, конечно же, решил заглянуть внутрь, поинтересовался: «А вы что, стихи читаете?» И, не зная об избранной направленности вечера, в ближайшую образовавшуюся паузу вскарабкался на сцену и преподнёс залу стихи про войну. Один, второй… на третьем аудитория не совладала с эмоциями, встали все до единого человека, зал взорвался аплодисментами и оглушительными овациями!..»

Как можно было после таких рекомендательных слов Александра Сигиды и Владислава Русанова не искать встречи с поэтом Игорем Лысым? Тем более Игорь был предупреждён донбасскими писателями, что заявился тут некий дальневосточник и надо бы ему помочь. А у меня к тому же в смартфоновском справочнике уже значился номер телефона Игоря Орестовича. И чего время тянуть…

Телефонный разговор сразу сложился-получился, и проверенный в дорожных путешествиях «Рено Меган» 2006 года выпуска на следующий день, как договаривались, припарковался к моей гостинице в 8-30.

Мы с Игорем ровесники, «совки», как зачастую зовут нас – кто с уважением, кто с пренебрежением, – за наше советское прошлое. Мы-то знаем, что с лихвой черпали из своего детства-юношества ума-разума, неподдельного счастья, правды и справедливости, и оно однозначно пошло нам на пользу. А потому без апломбов и напускной важности, после крепкого рукопожатия само собой перешли на «ты».

– Покажу тебе Донецк, как его понимаю. Устроит? – предложил Игорь.

– Вполне! На это и рассчитывал!

Первая наша остановка «на привозе» – у самоорганизованного рынка, давно получившего в народе ёмкое и точное название – барахолка. Прямо вдоль улицы и глухого забора расположились неброские с виду, в основном преклонного возраста, одетые кто во что горазд, не нажившие крупных капиталов местные торговцы. Ношеные вещи, разнокалиберная посуда, серебряные брошки и ложки, музей сантехники и разномастных замко̀в под открытым небом, ремни, погоны, значки и прочие товары были разложены на картонках и фанерках. Всякая здесь вещь, на сторонний изысканный вкус, возможно, кажущаяся ненужной и никчёмной, зачастую имеет для рыночного торговца чрезмерную памятную цену, связанную с историей, и лишь по нужде выставлена на продажу. Мой взгляд задержался на янтарного цвета фарфорово-стеклянной рыбе, «заплывшей» в день сегодняшний из далёкого прошлого. Такие «модные» фигурки раньше ставили на комоды или за стекла сервантов для украшения квартиры.

«А может, купить? Но куда она мне?» – замешкался я и, путаясь в мыслях-желаниях, к которым наверняка невзначай прилепились и рыбацкие увлечения, всё же поинтересовался:

– А сколько стоит?

– А сколько дадите? – готовая уступить за приемлемую для меня цену своё «янтарное сокровище» вопросила в ответ не поднаторевшая в бизнес-делах бабуля-продавец.

И пока я сомневался да медлил (купить, что ли? но куда её потом девать? вещь хрупкая, не довезу в целости-сохранности), меня опередил Игорь и вручил старенькой торговке тысячную купюру.

– Ой, как же! У меня ведь сдачи нет, – засуетилась бабушка, подняла и протянула товар новоиспечённому хозяину.

– А и не надо, – «купец-толстосум» не спешил завладевать новоиспечённой покупкой. – Это дальневосточник, – указал на меня Игорь. – У них там в Тихом океане рыбы сколько хочешь, самой разной, девать некуда! А потому от нас вам подарок. Прошу эту рыбу не продавать. Пусть она у вас пока побудет дома.

Бабушка несколько секунд осмысливала сказанное. Руки у неё затряслись, а из выцветших глаз под выгоревшими бровями, окружённых истончённой кожей, испещрённой множеством морщинок, вдруг вырвались и побежали по щекам слезы: как видно, мало выпадало на её долю добрых поступков и дел, каких ждёт всякое женское сердце, да она ведь и не просила ничего за так, не приучена, не нищенка, а тут… Игорь подхватил готовую вот-вот выскользнуть из старушечьих рук рыбу и положил на тряпицу, расстеленную перед продавцом.

– Бери в долю, Игорь, – засовестился я, уже сидя в машине.

– Да, ладно. Это наши дела, донецкие, – отмахнулся Игорь, неожиданно посерьёзнев, и, будто прочитав мои мысли, но успев подобрать к ним рифмы, преподнёс стих:

А у нас на «развале»
Люди жизнь продают.
Мне старушки шептали:
«Всё, что было, всё тут…»
Чьё-то милое детство,
Куклы, зайцы, букварь.
И от перхоти средство,
И волшебный фонарь…
Тут тарелки, сервизы,
И столовый хрусталь…
Кто-то бьётся за визы,
Кто за нефть, кто за сталь…
Ну а здесь развалили,
На земле, не таясь,
Всё, что в жизни скопили,
Всё, что втоптано в грязь…

«Свой же, свой в доску! – усваивая и осознавая мощь стиха, думал я, то и дело поглядывая на водителя. – Как будто знаю его тысячу лет! как будто вернулся из далёкого детства мой закадычный друг…»

А автомобиль уже катил дальше. Мы остановились на площади у железнодорожного вокзала. Слева от главного корпуса возвышался Свято-Никольский православный храм. Именно храм, по мнению дончан, уберёг здание вокзала от значительных разрушений во время обстрелов. Уберёг, да и сам сохранился. А вот вспомогательным и складским помещениям вокзала повезло меньше.

После самопровозглашения ДНР независимости, нацисты начали совершать подрывы-диверсии на железной дороге, наносили удары по движущимся составам, а потому, в связи с невозможностью полностью обезопасить пассажирские перевозки, междугороднее железнодорожное сообщение было прервано.

Чем дальше мы перемещались к окраине города, тем больше сооружений носило печать войны – следы от обстрелов. Остановились и вышли на Киевском проспекте возле Путиловского моста, что по дороге в аэропорт. Вокруг расположились многоэтажные дома с обрушенными или повреждёнными балконами, отметинами от осколков снарядов на стенах и крышах, отчасти с заколоченными линялой фанерой оконными рамами. Но за уцелевшими окнами видны занавески, здесь продолжают жить люди.

Я уже знал из рассказов местных жителей, что воду подают в дома по всему Донецку раз в три дня на несколько часов, да и в эти, так называемые «помывочные», дни она не всегда доходит до верхних этажей. И опять же: эта проблема искусственно устроена бандеровскими властями Украины в отместку жителям Донбасса за их свободолюбие и нежелание подчиняться чуждым им законам. Канал «Северский Донец – Донбасс», начинающийся в районе Славянска и построенный ещё в советские времена, ранее исправно снабжал Донецк водой, но теперь разрушен нацистами.

Чтобы как-то разрешить проблему водоснабжения, с помощью России в ДНР построен водопровод «Дон – Донбасс», но его мощности недостаточны, к тому же он регулярно выходит из строя, подвергаясь бомбардировкам со стороны ВСУ. Но дополнительные сложности только объединили людей, ещё больше закалили и без того мужественные характеры, выковали особый донецкий менталитет. Фашисты не смогли поставить Донбасс на колени тогда, не смогут и впредь.

Чеканя слова и рифмы в ритм суровому донбасскому времени, прямо у «раненых» зданий не смог промолчать донецкий поэт Игорь Лысый:

В этом каменном сердце Донецкой степи
Каждый день, словно звенья железной цепи.
Каждый час тяжелее, чем прожитый год,
Смерть за нами, как тень, постоянно идёт.
По бульварам твоим и твоим площадям
Поливают свинцом, никого не щадя.
Только здесь понимаешь, зачем ты живёшь,
Хоть цена твоей жизни – лишь ломаный грош.
Чрева улиц, проспектов широкая гладь
Не вмещают войны тяжеленную кладь.
Но несём мы на хрупких усталых плечах
Свою ношу надежды, как Божью печать…

Военно-исторический музей Великой Отечественной войны – следующее значимое сооружение Донецка, куда примчал нас автомобиль. Музей находится в подземной части грандиозного мемориального комплекса, видимого издалека: «Твоим освободителям, Донбасс!». Среди экспозиций – командно-полевой наблюдательный пункт времён Великой Отечественной войны, база партизанского отряда, палата госпиталя, концентрационный лагерь, макет шурфа шахты – места массового уничтожения жителей немецкими захватчиками…

К сожалению, пополняется музей и современными «экспонатами»: прилетевшими со стороны Украины разнокалиберными смертоносными снарядами, беспилотными летательными аппаратами, в том числе иностранного производства, обломками одноступенчатого «монстра» – ракеты «Точка-У». Одна такая ракета, разорвавшись на улице Университетской в центре Донецка, унесла жизни более двадцати горожан…

Справа от центрального входа в музей, на склоне мемориального кургана, расположены памятники героям Донбасса, выполненные скульпторами из Большой России: Александру Захарченко, Арсену Павлову (Мотороле), Михаилу Толстых (Гиви), Владимиру Жоге (Вохе), Ольге Качуре (Корсе)… Как бы ни изгалялись на Западе в попытках переписать мировую историю, такие места, как Музей Великой Отечественной войны в Донецке, расставляют все точки над «i» и напрямую свидетельствуют о человеконенавистничестве и откровенном расизме отдельных высокопоставленных представителей Западной Европы, об устроенном ими геноциде российского народа, о жутких злодеяниях, творимых захватчиками на нашей земле. У мемориального комплекса о горькой правде жизни прозой и стихами рассказывал Игорь Лысый:

Как больно, Господи, как больно
Осознавать, что мир твой болен,
А ты беспечен и безволен —
Сторонний наблюдатель только.
Как больно, Господи, как больно!
Как страшно, Господи, как страшно
Война кромсает по живому,
В кровавый окуная омут
Тех, кто геройствует отважно.
Как страшно, Господи, как страшно!..
Как горько, Господи, как горько —
Не все вернутся с поля боя,
Насытившись кровавой бойней...
Не всем земли насыплют горкой.
Как горько, Господи, как горько!

На «Аллее Ангелов», в настоящее время расположенной в парке Победы у «Дворца пионеров», я не мог фотографировать. На «Аллее Ангелов» размещён памятник детям, ни в чём неповинным детям – кованая арка из роз, между которыми вплетены «противоречия жизни»: орудийные гильзы и посланники мира – голуби. Возле памятника – множество детских игрушек, оставленных здесь дончанами.

Дети Донбасса в XXI веке научились распознавать по звуку летящего снаряда его калибр. Но даже эти умения помогли не всем. За время противостояния с нацистской Украиной в ДНР погибло более 500 детей только в возрасте до 10 лет… Жизни, прерванные на самом взлёте. Сколько несбывшихся наивных мечтаний и самых смелых фантазий, сколько трагедий и незаживающих материнских ран… А мы, взрослые, оказались бессильны остановить эту беду.

Во время нашего посещения «Аллеи Ангелов» от «Дворца пионеров» отделились две фигуры. Скорее всего, дедушка (судя по солидному возрасту) забрал внука после занятий и вёл домой. Несмышлёныш мальчуган поднял понравившегося ему плюшевого медвежонка у памятной арки, взрослый что-то сказал, и ребенок, не капризничая, вернул игрушку обратно…

Хмурый, готовый вот-вот разломиться надвое небосвод замиряли, крепили-сшивали наскоро, чтобы не принесло оттуда ещё каких бед, крылатые строчки стиха:

Затихает нешуточный «гром»,
Вдаль неспешно бегут облака.
Мяч, качели и раненый дом,
Одинокий лежит самокат.
Девять лет, как малину с куста,
Проглотила злодейка война.
Нет грехов, книга жизни чиста,
Только жизнь, как из страшного сна.
На коленках следы от песка
(Непоседа, шалун, егоза...),
Непослушная прядь у виска,
Голубые, как небо, глаза…

Мы побывали на месте бывшего фашистского концлагеря, почтили память героев ДНР на Военно-мемориальном кладбище «Донецкое море». Какой многострадальный и героический Донбасс...

Нашу экскурсию прервал телефонный звонок. Елена – супруга Игоря – беспокоилась, расспрашивая, где мы находимся (и, наверное, небезосновательно, ведь и в этот день нацисты подвергли обстрелу окраины Донецка, а 11 октября вражеский снаряд угодил в «Парк кованых фигур» – место массового отдыха горожан, которое мы накануне посетили с Владиславом Русановым).

– Лена, скоро будем. Уже держим курс на село, – отчитался Игорь, а мне объявил: – Супруга нас зовёт на обед в Марьяновку!

– Игорь, ты знаешь, как-то неловко, – попытался отнекаться я, и так уже сверх всяких ожиданий одаренный вниманием и заботой нового товарища.

– Возражения не принимаются! – отрезал Игорь. – Здесь ехать не больше десяти километров.

Приехав в Марьяновку, мы заглянули в клуб, в одном из помещений которого расположилась сельская библиотека – старый добрый мир, вопреки новым «культурным» тенденциям не спешивший списывать в утиль «намоленные» книги, чьи страницы помнят неподдельно любопытный взгляд, тревожное дыхание, а то и слезу читателя.

Хранительница библиотечного фонда Алёна Кущенко, вдова участника СВО, работает с зарплатой 23 тысячи рублей в учреждении культуры, где напрочь отсутствует система отопления.

– Как же это?.. – обратился я к ней, не сумев чётко сформулировать вопрос.

– Мы привычные. Калорифер включаем, – бодрится Алёна Александровна.

В ходе нашей беседы я узнал, что, невзирая на спартанские условия, библиотекарь добровольно взвалила на себя дополнительную нагрузку: готовит костюмы для юных артистов к представлениям и утренникам.

Я смотрел на неё и отмечал про себя: «Какие необыкновенные внешние данные у этой женщины. Не размалёванная-показная, без броских брошек и заколок, без раздутых до одурения губ, с богоданной от рождения красотой. Словно героиня одного из тургеневских романов, во множестве хранящихся на полках этой библиотеки, заглянула в век сегодняшний и случайно задержалась в нём».

Таких же «тургеневских» женщин – обладательниц естественной красоты – я встретил в местном сельмаге и на улочках села.

– У нас в Марьяновке – сплошь Марьи да Марьюшки, – рассказывает Игорь. – Все царевны и королевны. Все заслуживают счастья, но вмешалась война. Много вдов…

У крайнего на улице деревенского дома, за которым, насколько хватает силы глаз, простираются леса и поля, нас уже заждалась и встречает супруга поэта. В Марьяновке все женщины прекрасны, вот и хозяйка этого дома – не просто Елена, а Елена Прекрасная! Забегал было вокруг да около длинноухий Афоня – пёс редкой охотничьей породы бигль, – проверяя, на кого же я больше похож: на ушастого зайца, хитрована-лисовина или клыкастого волка, но, с полувзгляда-полунюха разгадав во мне взаправдашнего дальневосточного охотника, стал напрашиваться в друзья. Вскоре выяснилось, что Афоня очень даже миролюбив, просто преисполнен нерастраченной энергии и желания носиться до одури, а ещё лучше – найти себе в пару такую же заполошную сущность, поддерживающую его увлечения. Игорь показал небольшое подсобное хозяйство, где умудрялись уживаться разной породы куры, две кошки и собака. Вскоре Елена зазвала в столовую.

Это был, без преувеличения, самый богатый на угощения и дружеское общение стол, за которым я когда-либо сиживал! Было здесь всё, что душе угодно, и даже больше. Завязался самый откровенный разговор про всё на свете, который, однако, так или иначе сворачивался на военную тему и ожидания долгожданной победы…

Игорь вспомнил первого главу ДНР:

– Уважали Александра Николаевича Захарченко, всем народом звали Батей, а ведь он младше нас с тобой. Александру Николаевичу всего 42 года было, когда он погиб. «Как закончится война, – говорил Батя, – а мы обязательно победим! – смастерим столы и лавки, расставим их прямо на улице Артёма от ДМЗ (Донецкий Металлургический Завод) до аэропорта (а это более десяти километров от города), достанем всё, что у нас есть из погребов, из подвалов, созовём всех людей, кто выстоял, кто выстрадал нашу Победу! И я всех обойду, и каждому пожму руку!»

Игорь сделал паузу, а потом обратился непосредственно ко мне:

– Мы обязательно будем отмечать Победу! И столы накроем! Приедешь?

– А куда деваться! У меня выбора нет. Приеду! – пообещал я.

Такого жаркого лета
Не было никогда –
Мелькнула хвостом комета,
Ушла из колодцев вода.
И всадники проскакали,
Меняя ландшафт вокруг…

Как бы само собой возникли строчки нового стиха донецкого поэта.

Вспорхнули за окном лесные птахи – светлые горлицы, запросто столующиеся наравне с курами на подворье деревенской усадьбы. Прижалась бочком к печурке и, подперев рукою щёку, задумалась о мечтательно-сказочном Елена Прекрасная. Успокоился-затих, забравшись между мной и поэтом на диван, прежде суетливый Афоня, прислушиваясь к такой далёкой от всяких охотничьих дел, но очень важной донецкой истории.

Автор:
Юрий Жекотов