Андрей Коваленко «Донецкие зеркала»

В рамках федерального проекта «Литературные резиденции», организованного Союзом писателей России, состоялись поездки писателей в пограничные регионы. Основной упор «Литературные резиденции» делают на специальную военную операцию и наших героев. Представляем вам очерк, написанный по итогам проекта Андреем Коваленко.

Первые впечатления о Донецке были довольно сумбурными.

По расписанию автобус должен был прибыть в город в шесть утра, но за счёт быстрого прохождения границы с ЛНР и блокпостов приехали на сорок минут раньше. Из-за городского освещения (вернее, его отсутствия) ничего вокруг не разобрать. Непонятно, где кончается тротуар и начинается проезжая часть. Вроде как должны были прибыть на автовокзал, но такое ощущение, что это вокзал таксистов. Повсюду мелькают их силуэты.

— Надо ехать? — подходит ко мне один.

— Надо, — отвечаю.

— Вот к нему! — мужчина подводит меня к какому-то пожилому человеку.

— Сколько? — интересуюсь, назвав место назначения.

— Это дорогая гостиница!.. — соображает старик. — А сколько ты дедушке дашь?

Несмотря на украинскую фамилию и предков, прибывших на Дальний Восток из-под Полтавы, я имею еврейские корни по материнской линии. Но на всякий случай решаю уступить право инициативы старшему:

— А за сколько довезёте?

— Ну, дедушке лекарства нужны, могу и десятку назначить! — бахвалится таксист.

— Не, это слишком, — говорю я. — Тут ехать рублей на пятьдесят — два километра по карте...

Таксист понимает, что не на того напал, возмущается для виду, но вскоре мы договариваемся. Вспоминаю, как лет тридцать назад ходил с родителями на китайский рынок, где торговался за каждую лишнюю банкноту, которая оказывалась вовсе не лишней в лихие девяностые.

Иду к автомобилю. «Volkswagen», достаточно новый, а в нём уже сидят двое пассажиров по разным адресам. Ага! Как в зеркале, отразилось в настоящем далёкое советское прошлое. Родители рассказывали, как сложно было поймать такси даже с подсадкой…

— Запас воды у нас внушительный, но всё равно воду старайтесь не лить просто так! — назидает при заселении метрдотель.

Как я вскоре узнал, жителям Донецка воду выдают после обеда в определённые дни. Люди приносят всевозможные ёмкости и заполняют их по максимуму. Гостиницы вроде как имеют свои резервуары для воды, чтобы бесперебойно снабжать ею постояльцев. И чуть ли не звёздность отеля определяется сегодня объёмами этих резервуаров.

Увидев в городе так называемый Большой пруд, я не мог отделаться от мысли: какой же он большой? В моём Благовещенске что Амур, что Зея шире раза в три, да ещё и постоянно несут свои воды. Я высказал эту мысль во время телефонного разговора с сестрой.

— Ага! — кивнула мне местная жительница, как только я убрал телефон в карман. — Вот мне моя родственница из Волгограда говорит то и дело: «А чего вы снег не собираете, чтобы воду потом иметь?» А у нас снега пять лет толком не было! А вот не будет пару-тройку лет у вас снега, сразу ваши Зеи высохнут!

Таково водное зеркало Донецка.

Конечно, ни Зея, ни Амур высохнуть не могут. Если Волга — матушка, то Амур, как известно, — батюшка. А Зея – главная батюшкина кормилица. Типичная дальневосточная привычка — считать любой водоток шириной меньше десятка метров ручьём.

После первой дневной прогулки по городу констатирую: «Неуютно!»

Позже понимаю, почему так: я просто хожу по городу своей юности. Лет двадцать назад я видел такими же Благовещенск, Владивосток и Хабаровск, который максимально напоминает Донецк. Те же дома сталинской послевоенной архитектуры в центре, а в стороне от центральной улицы Артёма — хрущёвки и брежневки. Кстати, товарищ Артём успел отличиться во время Гражданской войны везде — и пригород Владивостока также носит его имя.

Донецк заметно отстал от времени. Сказались годы застоя в составе Украины, а затем — одиннадцать лет войны. Минимальное количество кондиционеров и пластиковых окон отсылает куда-то в начало века. Передо мной — зеркало нулевых.

— А шо вы тута в центре гхорода маете? — интересуется хрупкая девушка.

— Окна фотографию, — отвечаю, — точнее, их отсутствие и присутствие одновременно. — Я киваю на забитые плитам ДСП окна. – Если вы понимаете, о чём я.

— Не понимаю, шо за цель! — отвечает девушка.

— Впечатления. Я с Дальнего Востока, в командировке от Союза писателей России.

— Допустим, — переходит она практически сразу на чистый русский язык. — А что вы хотите тут разглядеть?

— Сам не знаю. Через месяц-другой сформулирую.

— Главное, чтобы от формулировки не полетели подарки от нац*идоров! — максимально чётко выговаривая слова, произносит девушка, после чего идёт по своим делам.

После этого диалога понимаю: фотографирование зданий с большой долей вероятности будет вызывать подозрение у местных жителей. Их можно понять: опасаются возможных наводчиков.

Удивительно, как быстро человек ко всему привыкает. Если в первые два дня большое количество выбитых окон, закрытых листами ДСП, производило на меня сильное впечатление, то на третий день и позже я смотрел на эти окна гораздо более буднично. Точки разрывов нацистских снарядов, посылавших смерть в мирный город, легко найти как раз по обилию листов ДСП. Вот, вижу, выбило все окна супермаркета, захватив заодно жилые квартиры на первом-втором этажах. А где-то ударило прямо по оживлённому перекрёстку.

Помимо ДСП в окнах зданий можно увидеть и сложенные мешки с песком. Это более надёжное средство обезопасить от возможного разлёта осколков тех, кто находится внутри. Некоторые мешки уже истлели от влаги и солнца, и из них высыпается содержимое. В административных зданиях на окнах нередко можно увидеть нагромождение коробок. Вероятно, с бумагой. Окна одной из квартир были почти доверху заставлены стопками книг. Похоже, какой-нибудь библиофил переместил из шкафов своё сокровище.

На одной из второстепенных улиц встретилось разрушенное здание школы. Ярко-голубые стены контрастируют с привычными уже горчично-оранжевыми листами ДСП. Нацисты, 85-90 лет назад готовившие войну против нашей страны, заявляли, что «...для славян образование опасно, для них достаточно уметь считать до ста; в лучшем случае приемлемо образование, которое готовит для нас полезных марионеток...» И вот теперь их идейные потомки уничтожили школу — первый источник образования.

Впрочем, кто-то нарисовал на ДСП чёрно-белое граффити: вот в первом окне учитель пишет что-то на доске, в следующем — прилежный ученик пишет в тетради, далее — отличница тянет руку. Всё как в обычный учебный день. Вот только листы ДСП в отличие от стекла не отражают солнца. Они отражают время.

Проведя всё детство в Белогорске Амурской области, где расположена крупная железнодорожная станция, я привык слышать где-то вдалеке глухие удары: так собирали составы, скрепляя вагоны по одному или целыми группами. Вот и в Донецке эти глухие удары казались мне привычными до тех пор, пока я не увидел остов красивого здания в сталинском стиле с мощными колоннами. Перекрытий и крыши оно уже не имело, вокруг валялись обломки. Над входом, — вернее, над местом, где он раньше был, — красовалась надпись: «Донецкая железная дорога». Я подумал: если главное здание железной дороги разрушено, можно ли говорить о том, что где-то поблизости работает сама дорога? Тогда мне стал понятен источник глухих ударов вдалеке.

Впрочем, здание ремонтируют. Рядом с горами мусора — стройматериалы на перекрытия и крышу, внутри и снаружи трудятся рабочие. Верится, что совсем скоро красивое административное здание восстановят, заработает и сама железная дорога. И не только у этого, а у всех без исключения зданий появятся прозрачные окна, которые начнут отражать мирную реальность мирного города моей страны.

Андрей Коваленко