Двадцатый век стал золотым временем литературных мистификаций. Никогда ещё подделки не достигали такого размаха и изощрённости, а их разоблачения не вызывали такого общественного резонанса.
От загадочной Черубины де Габриак до скандала с найденным романом Набокова — эти истории показывают, как тонка грань между творческим вымыслом и обманом, между мистификацией как литературным приёмом и коммерческим мошенничеством.
XX век породил новые формы обмана: от классических псевдонимов до глобальных медиамистификаций, от поэтических розыгрышей до многомиллионных афер.
История Черубины де Габриак: триумф женской лирики
В сентябре 1909 года петербургский журнал «Аполлон» получил изящные стихи неизвестной поэтессы, якобы испанки, красавицы и аристократки. По легенде, Черубина — графиня, наполовину испанка, наполовину русская, воспитанная в католическом монастыре.
Редакция, включая Гумилёва и Анненского, была очарована. Лучшие художники делали иллюстрации к стихам призрачной незнакомки.
За мистической испанкой скрывалась скромная преподавательница Елизавета Дмитриева (1887–1928), хромая от рождения. Мистификацию придумал Максимилиан Волошин, желавший доказать, что талант поэтессы недооценивают из-за её внешности.
Когда обман раскрылся, Гумилёв и Волошин даже стрелялись на дуэли из-за Дмитриевой на Чёрной речке — это была одна из последних дуэлей в истории России. Поединок закончился бескровно. Гумилёв выстрелил в воздух, Волошин вообще не стрелял, потому что его пистолет дважды дал осечку.
Как отмечает литературовед Елена Погорелая, Черубина «сформулировала запрос на женскую лирическую ипостась Серебряного века, подготовила “выход на поле” двух центральных фигур женской лирики — Анны Ахматовой и Марины Цветаевой». Псевдоним «Габриак» выдумал Волошин — это было морское чудовище из его собственных фантазий.
«Слово о полку Игореве»: вторая жизнь древней рукописи
С 1920-х годов в научных кругах вновь возникли споры о подлинности «Слова о полку Игореве». Подлинник рукописи сгорел в 1812 году, некоторые исследователи XX века предполагали, что текст мог быть стилизацией XVIII века.
Самым видным советским скептиком был историк Александр Зимин, утверждавший после кропотливого анализа, что «Слово» создано в XVIII веке архимандритом Иоилем Быковским как подражание «Задонщине». Выступление Зимина в 1963 году в Пушкинском Доме произвело сенсацию в академических кругах. Однако большинство исследователей отвергло скептическую гипотезу, считая «Слово» подлинным памятником XII века.
Справедливости ради отметим, что спор идет до сих пор.
Современные ученые в основном придерживаются позиции, что «Слово о полку Игореве» является подлинным памятником древнерусской литературы XII века, написанным вскоре после событий 1185 года.
Советские мистификации: между идеологией и самиздатом
В СССР литературные подделки часто имели не коммерческую, а идеологическую или оппозиционную подоплёку.
Они возникали в условиях жёсткой цензуры, где мистификация могла быть как инструментом власти, так и формой сопротивления.
«Тихий Дон» и авторство Шолохова
Самой громкой и долговечной литературной мистификацией советской эпохи считается вопрос об авторстве романа «Тихий Дон». С момента публикации в 1928–1940 годах ходили упорные слухи, что молодой и неопытный Михаил Шолохов не мог создать настолько масштабное и зрелое произведение. В качестве предполагаемого настоящего автора называли, в частности, белого офицера и писателя Фёдора Крюкова, чья рукопись якобы случайно попала к Шолохову.
Споры достигли пика в 1974 году, когда за границей была опубликована книга «Стремя „Тихого Дона“», где с помощью филологического и историко-биографического анализа развивалась версия о плагиате.
Хотя официальная советская наука отвергала эти обвинения, а в 1965 году Шолохов получил за роман Нобелевскую премию, дебаты продолжались еще долго. Эта история — уникальный пример, где под сомнение ставилась не подлинность текста, а личность его создателя.
Точку в этом споре поставил 1999-й год, когда были найдены рукописи первых двух книг «Тихого Дона», написанные самим Шолоховым. Часть страниц была переписана его женой, но содержала правки автора.
После тщательной экспертизы этих рукописей в 2005–2006 гг. большинство независимых экспертов признали авторство Шолохова. Хотя отдельные сторонники версии о плагиате остаются, накал споров значительно снизился.
«Жизнь и судьба» Василия Гроссмана: конфискация и «миграция» текста
Роман, завершённый в 1960 году, был признан опасным для режима. В феврале 1961 года при содействии Отдела пропаганды ЦК КПСС рукопись была конфискована в редакции журнала «Знамя»: изъяли не только оригинал, но и копии, а также машинописные ленты. Важная мистификация здесь — не выдумка текста, а обстоятельства его спасения. Копии романа были пересняты на микрофильмы, а затем тайно вывезены за рубеж при участии Андрея Сахарова и Владимира Войновича. Он был опубликован в Швейцарии только в 1980 году.
Роман вернулся к советскому читателю как «найденный» и «освобождённый» шедевр только через 8 лет ― в 1988 году. Это пример обратной мистификации: текст, официально вычеркнутый и «не существовавший», благодаря сети самиздата и зарубежных изданий приобрёл миф о «потерянном подлиннике», усилив драму автора и окружающей истории.
Антисоветский фольклор и «народное творчество»
В советский период, особенно в 1960–1980-е годы, распространённым явлением был феномен приписывания острых политических анекдотов и сатирических стихов известным писателям или популярным артистам. В народе ходили байки, якобы рассказанные со сцены Аркадием Райкиным, или едкие эпиграммы, будто бы написанные Маяковским, Ильфом и Петровым.
Хотя эти тексты далеко не всегда были прямой стилизацией под конкретный авторский стиль, приписывание авторства авторитетным фигурам придавало им дополнительный вес и способствовало безопасному распространению в условиях цензуры. Это была коллективная мистификация, служившая способом выражения общественных настроений, которые нельзя было высказать открыто. Также это была своеобразная форма «социальной защиты» для распространителей подобных острот (это сочинил не я, а он).
Мистификации эпохи массмедиа: от псевдонимов к грандиозным обманам
Ромен Гари и Эмиль Ажар: двойная литературная жизнь
Середина века породила более амбициозные подделки. Французский писатель Ромен Гари, почувствовав, что критики считают его «исписавшимся», создал альтер эго — Эмиля Ажара. В 1974 году вышел первый роман Ажара «Голубчик», восторженно принятый критикой. Второй роман «Вся жизнь впереди» получил Гонкуровскую премию.
Роль Ажара играл Поль Павлович, которого Гари представил публике как своего племянника. На самом деле это был сын двоюродной сестры писателя. Мистификация длилась до самоубийства писателя в 1980 году. Гари стал единственным автором, дважды получившим престижную французскую премию, но успех вымышленного двойника его угнетал. В предсмертном эссе «Жизнь и смерть Эмиля Ажара» Гари признался: он знал, что «Голубчик» будет продаваться плохо, «но инкогнито было дороже».
Клиффорд Ирвинг: афера с «Автобиографией Хьюза»
В 1971 году американский писатель Клиффорд Ирвинг представил издательству McGraw-Hill «автобиографию» одного из самых эксцентричных и загадочных миллиардеров ― Ховарда Хьюза, который вел жизнь затворника. Ирвинг подделал почерк и переписку, убедив экспертов в подлинности документов. Издательство выплатило за книгу 765 тысяч долларов в качестве аванса.
Только вмешательство самого Хьюза, нарушившего многолетнее затворничество, разоблачило мошенничество. Известно, что миллиардер лично позвонил в издательство и назвал книгу подделкой. Ирвинг был вынужден вернуть аванс и провёл за решёткой 17 месяцев. Он сам рассказал об этом скандале в своей новой книге «Мистификация».
Литературные подделки в наши дни
Джеймс Фрей: скандал с «Миллионом осколков»
Конец XX века принёс моду на шокирующие автобиографии. Американский писатель Джеймс Фрей в 2003 году выпустил мемуары «Миллион осколков» о борьбе с наркоманией. Книга стала бестселлером, а после рекламы на шоу Опры Уинфри было продано около 2 миллионов экземпляров этого издания за 2 месяца.
В январе 2006 года расследование сайта The Smoking Gun показало: большинство «воспоминаний» автора — выдумка. Фрей приукрасил свою криминальную карьеру, тюремные сроки и драки с охраной. Опра Уинфри пригласила его в эфир 26 января 2006 года, где публично назвала себя обманутой. «Вы совершили ошибки или лгали?» — спросила Уинфри. «Я полагаю, что и то, и другое», — ответил Фрей.
Публикация нового романа Набокова
В 2009 году издательство Penguin Books представило незавершённый роман Владимира Набокова «The Original of Laura». Произведение было опубликовано в аутентичном виде: в форме факсимиле перфорированных карточек, на которых работал Набоков, что позволяло читателю физически ознакомиться с «лоскутками» текста в их сыром виде. Публикация стала результатом трудного решения сына писателя, Дмитрия Набокова, который после многолетних колебаний нарушил волю отца, завещавшего уничтожить рукопись.
Это не мистификация и не продолжение «Лолиты», а подлинная, хотя и находящаяся на самой ранней стадии работы, рукопись Набокова. Её публикация вызвала острую полемику в литературных кругах, где этические аргументы о соблюдении воли автора столкнулись с культурной ценностью сохранения любого наследия гения. Несмотря на споры, сам опубликованный материал документален и не содержит вымышленных элементов.
Зеркало эпохи: психология и социология подделок
Литературные подделки XX века отражают главные страхи и желания своего времени: жажду подлинности в эпоху массового производства, тоску по героическому прошлому, стремление к славе любой ценой. Мистификации менялись вместе с технологическими возможностями эпохи: от рукописных подделок к графологической экспертизе, от локальных розыгрышей к глобальным медиаскандалам.
Парадоксально, но многие мистификации пережили своё разоблачение. Поэзия Черубины де Габриак до сих пор переиздаётся, романы Эмиля Ажара остаются классикой французской литературы. Возможно, в этом и заключается главный урок: граница между подлинным и поддельным в искусстве не всегда очевидна. Важнее не происхождение текста, а его способность волновать читателей и влиять на культуру.
Литературные подделки XX века стали лабораторией человеческих иллюзий, показав, как легко обмануть даже экспертов, если подделка отвечает ожиданиям эпохи. Они продемонстрировали власть медиа над общественным мнением и одновременно хрупкость этой власти перед лицом правды. В конечном счёте эти истории говорят не столько о литературе, сколько о нас самих: о нашей готовности верить в прекрасную ложь и нежелании признавать горькую правду.
