Построили её как нельзя кстати – сразу после этого захватить колонию попыталась Золотая Орда. Хан Джанибек привёл сюда войско, но взять крепость силой не удавалось. Тогда на этом месте развернуласьневероятная драма. В рядах осаждающих вспыхнула чума. Казалось бы, эпидемиясводила на нет шансы захватить крепость, но татаро-монголы даже чуму смогли использовать в своих интересах. Они стали перебрасывать трупы умерших от заразычерез крепостные стены с помощью катапульты (по другой версии – просто оставляли их у входа в крепость), и смертельная болезнь проникла к защитникам. Это вынудило генуэзцев оставить крепость, что, в свою очередь, привело к распространению чумы по европейскому континенту и гибели десятков миллионов людей. Рассчитывали золотоордынцы на такие глобальные последствия или нет – вопрос дискуссионный. Но их действия во время тогдашней осады вошли в историю как первый случай использования биологического оружия. Первый и, пожалуй, один из самыхмасштабных по количеству жертв.

Часть крепостных стен и башен сохранилась до наших дней, став объектом исторического наследия. К ним можно свободно прийти в любое время. С крепостного холма, носящего зловещее название Карантинный, открывается живописный вид на море.

После захвата Османской империей город приобрёл печальную славу одного из крупнейших рынков рабов. А в 1771 году онбыл занят русскими войсками и вернул своёпервоначальное имя Феодосия – «Богом данная». 

Море на холстах и в книгах

Говоря о культуре Феодосии, невозможнообойти имя великого мариниста ИванаАйвазовского. Он здесь жил, творил иразвивал город, пройдя путь от бедного ребёнка, семья которого не могла даже купить ему краски и кисточки, до одного из богатейших и известнейших художников, чьи картины порой стоили больше, чем составлялгородской бюджет. И, к чести живописца, он не жалел обретённого богатства для своих земляков: так, например, когда в Феодосии возникли проблемы с источником чистой питьевой воды, он выделил средства на новый водопровод.

Одним из главных мест притяжения в городе стала картинная галерея Айвазовского– огромный дворец на берегу моря, где собрана крупнейшая в мире коллекция картин самого мариниста, в том числе знаменитыеполотна «Бриг „Меркурий“, атакованный двумя турецкими кораблями», «Севастопольский рейд», «Корабль „Мария“ на Северном море», а также экспонируются произведенияиностранных маринистов прошлого и проводятся выставки местных художников. 

Относительно недалеко, возле старинной армянской церкви, которую поддерживал художник, армянин по происхождению (подлинные имя и фамилия – Ованес Гайвазян), находится его могила. 

Ну а с литературного ракурса Феодосия –это, конечно же, город Александра Грина. Здесь один из главных морских романтиков нашей словесности прожил пять лет, причём, в противоположность Айвазовскому, – почти в бедности. В доме, где он снимал три комнаты, сейчас расположен его музей. Мне музей показался довольно аскетичным – несколько предметов обихода, книги дореволюционного издания, информационные справки. Но как руководителю литературного фестиваля «Капитан Грэй», проходящего в Мурманске вотуже 15 лет, мне это место просто нельзя было не посетить.

Большой интерес представляет иФеодосийский музей древностей, основанный в 1811 году. Это один из первых подобныхмузеев в России. Он хранит более 70 тысяч экспонатов, включая артефакты древнегреческого и генуэзского периодов и коллекцию каменных памятников под открытым небом. Но сюда я за сжатостью сроков поездки не попал – надо было ещёуспеть увидеть многочисленные места, связанные с героической обороной города в Великую Отечественную.

Память о защитниках

В годы войны Феодосия была одним из эпицентров противостояния. Город дважды оккупировали фашисты. Здесь активно работало подполье, возглавляемое Ниной Листовничей, и партизанские отряды, в которых участвовал в том числе и увековеченный в литературе пионер-герой Витя Коробков. Ему в городе поставлен памятник. Ещё один важный монумент – Феодосийскому десанту – появился в городе относительно недавно – в 1994 году. Бронзовые фигуры пехотинца с автоматом и матроса-сигнальщика увековечивают память о сложнейшей военной операции, проведённой в декабре 1941 года, – одной из первых крупных десантных операций Красной армии. Несмотря на шторм и мороз, герои высадились в городе и несколько недель сдерживали натискфашистов. Это позволило отвлечь силы врагаот Севастополя и сорвать наступление гитлеровцев на Кавказ.

Памятником стал и якорь крейсера «Красный Кавказ» – дань памяти и уважения участникам обороны Севастополя. За картинной галереей Айвазовского установлена стела «Феодосия – город воинской славы», а в центральном парке возвышается пятнадцатиметровая стела в память о военном прошлом города. Здесь же – совсем свежие щиты с фотографиями и именами героев, погибших на СВО. Люди постоянно останавливаются возле них, возлагают цветы.

Жители Феодосии чтут славную историю родного города и охотно рассказывают о ней гостям. Так что сегодня это не только город-курорт, но и город-музей, город-памятник, город-воин.

Илья Виноградов

Подробнее о «Большом стиле» читайте тут

Все книги Захара Прилепина на «Литрес»

Андреев А.Н.
доктор филологических наук, профессор,
член Союза писателей России

Захар Прилепин – певец бунта?

Почти все уже, по сути, сказано, позволю себе сразу «зайти с козырей».

Захар Прилепин – певец чувства (в противовес сознанию), а не бунта. Но поскольку там, где чувство, там и бунт, весьма соблазнительно быстро, сходу объявить Захара Прилепина певцом бунта, поэтом бунтарства, писателем, который на корню – органически, физиологически, по природе, что ли, – не принимает несправедливость как таковую, прежде всего, социальную несправедливость, конечно.

И Санькя бунтовал, и Сенькя Разин (как нам известно из истории, но не из «Тумы», справедливости ради) собирается бунтовать. Они идут по одной колее, они браться по крови, по духу и духовному ДНК. Сказанное об одном будет верно и для характеристики другого.

В чем суть их «идеологии бунта», которой мы уже коснулись выше?

Чем определяются санькины поступки? Не идеями, и даже не картиной мира, если под ней понимать систему ценностей; словом, не идейные мотивы движут героем (мы же помним: «Мне не надо никакой идеи»). Что же тогда?

А что движет котом манулом, волком или медведем?

Можно сказать – инстинкт, который можно понимать как проявление порядка вещей, закона жизни. Вот инстинкт справедливости, плоть от плоти его русской натуры, и движет Санькой. Инстинкты, как мы помним, «идеологичны». Им движет бессознательное, ориентированное на тип отношений, которые он впитал с молоком матери.

Хорошо это или плохо? Правильно или нет?

Если эти экзистенциальные вопросы адресовать волку или медведю, то, очевидно, вопросы теряют смысл, глубину и остроту. А если вопросы задать Саньке, человеку, то ответы, очевидно, будут лежать в плоскости: а как надо? Как правильно? Если ли выбор? Если не с молоком матери, не бессознательно, то – как?

Вот в этом месте у Саньки начинаются серьезные противоречия с культурой, ибо бунт, помимо психологического и идеологического, имеет еще и культурное, ценностное измерение. Задолго до Саньки в русской литературе появились мыслящие герои, которые изводили себя подобными вопросами: зачем, почему, во имя чего, с какой целью?

Саньке, как мы поняли, глубоко наплевать на эти вопросы; однако сам факт существования вопросов (и, конечно, предполагаемые, ответы на них) ставит героя Прилепина в неудобное культурное положение. Если проблемы Саньки адресовать мыслящим героям (каких в совокупности немало наберется у Грибоедова, Пушкина, Лермонтова, Тургенева, Л. Толстого, Достоевского, Чехова), то солидарное мнение таково: бунт как ценность они ставят под большое сомнение, мягко говоря. А прямо говоря, они отрицают его как «бессмысленный и беспощадный» феномен разгневанного бессознательного.

По отношению к чему «бессмысленный и беспощадный»?

По отношению к высшим культурным ценностям: истине, добру, красоте, справедливости, личности, статус которых определяется умом, а не чувством.

Или мы станем делать вид, что такой – личностной – точки отсчета в культуре не существует?

Саньку как «маленького человека», униженного и оскорбленного порядком вещей, но не сломленного, протестующего против бесчеловечных законов жизни, – Саньку, безусловно, жалко. Он, в лучшем случае, вызывает сочувствие, но не уважение. Нельзя же уважать манула или волка.

Но это еще не вся полнота правды. Феномен Саньки не сводим к способности/неспособности человека (личности!) жить сознательно, к «сознательному/бессознательному типу управления информацией». Дело в том, что Санька, синтетический продукт натуры и культуры, демонстрирует нам волю к жизни, волю к справедливости, которые – а вот тут новое качество! – трансформируются в волю к истине. В этом есть, конечно, что-то волчье, сермяжье, в этой воле больше витальной силы, чем идей; но чего стоят идеи без абсолютной, уже не рассуждающей веры в них?

Я не собираюсь утверждать: вера отдельно – идеи отдельно (хотя в известном смысле так и есть). Они составляют единое целое. И все же Санька несет в себе вот эту составляющую Победы – способность идти до конца любой ценой. Он вдохновляет, вселяет веру, мотивирует тем, что так можно. Так «работает». Дай человеку правильную веру – и он горы свернет.

Нашедшего точку опоры можно только убить, но его невозможно победить, если к убежденности в своей правоте он подключает волю.

Такова противоречивая «идеология бунта». Бунтовщики ощущают свою силу как правду. Помните: не в Правде Бог, а в Силе?

Бунтовщики хотели как лучше, это правда; но получилось как всегда: они взяли на вооружение идеологический девиз наших врагов. Превратились во врагов Родины.

Где чувство, там и бунт; выбрал бунт, выберешь и терроризм (революционные методы, в романтической версии, версии чувства). А выбравший терроризм – выбирает смерть (жертву во имя, в романтической версии). Это уже вопрос тактики, а не выбора. Таков взгляд из бункера (из окопа), где много времени проводит Санькя. Собственно, когда он в Москве – он в бункере.

Взгляд из деревни, взгляд матери Саньки оказался глубже и мудрее: «Сынок, одно дело, когда дурные поступки совершают они (власть – А.А.). А другое дело – когда их будешь совершать ты». Аргумент матери вполне рационален – «по Спинозе», а не по Негативу.

Если выбираешь чувством, никогда не ошибешься: всегда выберешь ад. Выбирая просто жизнь (разве это плохо, «чудовищно»?) – почему-то лезешь в отвратительную пасть смерти (а это реально «чудовищно»). Но выбирающим чувством этого не объяснишь, ибо у них все «чудовищно» просто: объясняешь – значит, оправдываешься или гонишь интеллектуальную казуистику (читай: делаешь меня виноватым).

В общем, флаг вам в руки, барабан на шею, бунтовщики, то бишь, террористы. И земля пухом.

Вплоть до конца повествования Саша никого не убил, и это хороший, мудрый писательский ход. Хотел убить судью, да, но не убил же. Убил кто-то другой, из ППШ (вот оно, убийство как эстетический проект). Не судить же человека по намерениям. Раскольников убил, он убийца, а Тишин не убивал, он не убийца. Все просто.

Но в случае в Сашей все не так просто. У кого из читателей хоть на секунду возникли сомнения, что Саша способен не убить, струсить, передумать в последний момент? Ни у кого. Он же пацан: сказано – сделано. Тем более сам вызвался. «Нетерпимой злобы» хоть отбавляй, мотив есть.

«Ты думаешь, я скажу: «Спасибо, Господи»? – спросил вслух, глядя куда-то за окно.

«Не скажу».

«Зачем, Господи, отнял это? Я возьму в другом месте». (Глава 11)

Перед нами не раскаявшийся убийца, который по чистой случайности никого не убил. Пока. «Хватит для ада»?

За намерения не судят в суде, а в романе – судят. Но трупа пока нет. Понимаем. Отец, по мыслям Саши, «устал и умер». Вот и Саша, после того, как разрешил себе убийство по совести («Казалось иногда: он как будто освободил или даже выжег внутри себя место – под свою нестерпимую злобу. И теперь это место внутри пустовало, саднило»), устал. Разрешение на убийство было реальным поступком, а не эфемерным намерением. Теперь надо было принимать себя таким – потенциальным преступником.

А дальше опять на круги своя. Вялая дискуссия с «советчиком» Безлетовым, «холуйствующим либералом» («Революция приходит не сверху и не снизу – она наступает, когда истончаются все истины…» - интеллектуальным голосом повествователя бубнит Саша), и с его другом, что ли, Аркадием Сергеевичем («В России от добра добра не ищут, но ищут от беды – беду»). (Глава 11) Тупиковые разговоры, холостые обороты, короче говоря. Ночной супермаркет шокирует Саньку своим капиталистическим изобилием, как в первый раз. В сухом остатке набегало: «Я мрачный урод, – думал Саша спокойно. – Я могу убить. Мне не нужны женщины. У меня нет и не будет друзей». (Глава 11)

«Поем гречневой каши и лягу спать. Буду видеть сны. Чего бы такого увидеть во сне?.. Херово, когда прожил четверть века и понимаешь, что уже ничего не хочешь увидеть во сне». (Глава 11)

Санька устал. Потерял волю к истине, если не к жизни. Естественно, покатился по наклонной вниз. К чертям. Ограбил приличного (поэтому «чудовищного») мужчину. Напился, как свинья. Один, в пустой квартире. Разгромил с союзниками «Макдоналдс», поджег коктейлем Молотова офис правящей партии, «Партии президента», что располагался, понятное дело, на площади напротив «Макдоналдса».

Словом, захлебнулся в собственной злобе. Направленной на поиски виноватых.

События развивались стремительно. «Яна, проникшая на открытие нового театра по журналистскому удостоверению, умудрилась, притаившись на балкончике, бросить проходившему внизу президенту пакет на белесую голову и точно попасть». Крайний наказан. Власть отреагировала быстро. Бункер захватили. «Союз», по сути, ликвидировали. «Член политсовета “Союза созидающих” Алексей Рогов найден мертвым под балконом собственного дома». «Сегодня же, в Москве, в подъезде собственного дома был убит член политсовета “Союза созидающих” Константин Соловый». (Глава 13)

После этого бунт, как минимум, кровавый и беспощадный, вступил в финальную фазу под лозунгом «Всё, что делаешь один раз в жизни, надо делать красиво». Похоже, у бунта с эстетикой особые отношения. Примите смерть красиво. Ну да, ну да…

А дальше… Город принадлежит нам… Бесы… Захват офиса губернатора… «В чем, Саша, смысл? Зачем вы сюда пришли?» - спрашивает советник губернатора Безлетов, обретший смысл в служении не власти, нет, – порядку вещей. Порядку.

«Смысл в том, чтобы знать, за что умереть. А ты даже не знаешь, зачем живешь», – отвечает Саша. Опять красиво – бессмысленно, но красиво.

«Саша отложил автомат, взял мегафон и встал у окна, в полный рост.

– Я, Саша Тишин, считаю вас подонками и предателями! Считаю власть, которой вы служите, – мерзкой и гадкой! Вижу в вас гной, и черви в ушах кипят! Все! Идите вон! – и швырнул мегафон в окно». (Глава 13)

Тут Санькя по инерции – на автомате – дал волю чувству и интеллекту. Не уму. С чем жил – за то и погиб. Не соврал Господу Богу. А Россия?

А что – Россия?

Приберут трупы. Оплачут. Предадут анафеме с большим и искренним чувством и, как водится, с чувством национальной гордости. С чувством Родины.

А потом придет весна.

Большой соблазн вписать Саньку в более широкий русский культурный контекст – такой, например. Благодаря воспоминаниям современников С.А. Есенина широко известны слова поэта: «Моя лирика жива одной большой любовью, любовью к Родине. Чувство Родины – основное в моем творчестве».

Но в Саньке не было той есенинской забубенности, корни которой восходят – а вот тут внимание! – к Фаворскому свету (божественному, несказанному, нетварному). Есенинское «чувство Родины» растоптали большевики. Санькино – большевистское, революционное – чувство Родины было более социальным и менее метафизическим, мистическим, что ли. Более приземленным, от мира сего. Как-то связанным с изобилием ночного супермаркета и «ментами», а не с «белой березкой».

Саньку с Есениным роднит не чувство Родины, а чувство как способ выстраивания картины мира. База одна – картины мира разные.

Большой соблазн заявить: «Если бы Санька писал стихи, то они были бы такими же (пусть по духу, не по таланту, как у Сережки».

Дьявол сокрыт в нюансах. Чем пленяет нас поэзия Есенина (всех, революционеров и безлетовых, красных и белых)? Тем, что она несет, прежде всего, тот самый Фаворский свет. Много чего еще, но вначале – свет. «Белая березка под моим окном…» Творчество Есенина начинается со слова белая. И это отнюдь не только и не столько про природу сказано, это не «пейзажная лирика». Глазами поэта мы воспринимаем мироздание, освещенное (освященное!) божественным, «несказанным» светом. Простое, казалось бы, стихотворение звучит как молитва. Скрытый смысл лучших творений Есенина – молитва. Когда поэт утратил Бога (по разным причинам – об этом Прилепин осведомлен лучше меня), началась дьяволиада – и в жизни, и в творчестве. Иррациональная поэзия Есенина пронизана любовью к Родине как проявлением народной русской любви к Богу. Здесь и народность, и русскость – все другое, не такое, как у Саньки.

Писал бы Санька такие стихи? «В жисть бы таких не писал», - отрежем, пользуясь хлесткой характеристикой Есенина. И Разин не писал бы, отметим с опозданием (хотя, кажется, самое время об этом сказать). Санька Бога не обрел, и ума-разума так и не нажил. Классическая маргинальная позиция в культуре. Кто верит в Бога, тот во всех несовершенствах жизни винит себя, прежде всего. Кто не верит – во всем винит власть, «ментов» и президента.

Фаворский свет Есенина – мимо Саньки. Они с Сергеем Александровичем из разных миров (хотя кажется – обман чувств – что из одного).

Если мы будем рассматривать главного героя «Саньки» как героя положительного (при всех нюансах), то такая интерпретация – прямой урон нашей культуре, чтобы не сказать прямая диверсия.

Если мы будем рассматривать запутавшегося, но честного и искреннего Саньку как героя отрицательного (забубенного хулигана, да), то роман Прилепина – наш культурный капитал. Все на свете яд и все – лекарство.

Я бы сказал так: только недоброжелатели, чтобы не сказать враги, могут продвигать Саньку как героя положительного – как нашу позитивную культурную повестку. Санька хороший человек, спору нет, – но определенно отрицательный герой. Ему хочется сочувствовать (милосердие паче справедливости: на русских это действует безотказно) – но его трудно уважать. Его можно уважать за попытку стать личностью; однако он достоин сожаления за то, что погиб за пустоту.

Да, Саша стал ярким воплощением русского характера: он наглядно продемонстрировал: русского можно убить, но его нельзя победить.

Да, это важно и очень круто. Это почти врожденное.

Но он всю силу характера направил «не в ту степь»: он погиб не за то, за что следует принимать смерть русскому; он погиб не за Родину, а за свое представление о ней, за свой образ Родины с «разинским уклоном», образ чарующий, но неразумный, нежизнеспособный, тянущий Родину в пропасть.

К сожалению, силы в Саньке и его друзья-товарищах было больше, нежели ума. А формула беды такова: сила есть – ума не надо.

Саньке нельзя подражать; на его примере следует учиться.

Я полагаю, что роман Прилепина – наш реальный капитал. Но чтобы разглядеть это, надо научиться смотреть на литературу как на явление многомерное. Законы культуры не мешают рассматривать концепцию романа, и наоборот. Я призываю не к манипуляции смыслами романа, а к приведению их в порядок, диктуемый законом. Собственно, именно это я и пытался донести в меру сил.

Понимаю: заметки получились объемными – несколько не современного формата. У меня есть этому объяснение, если кому-нибудь интересно: я предельно кратко пытался донести то, над чем работаю всю жизнь.

Меня интересует: что такое хорошая литература?

Мой ответ таков: это идеологический, разумный инструмент, с помощью которого мы утверждаем ценности нашей цивилизации.

Родина. Правда. Победа. Личность. Счастье.

← Третья часть

Продолжение следует

Российский книжный союз и Правительство Иркутской области продолжают прием заявок на соискание Национальной литературной премии имени В.Г. Распутина. Соучредителями Премии являются Министерство цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации и Госкорпорация Ростех.

Председатель жюри Премии, член Правления Союза писателей России, писатель, литературовед и литературный критик Павел Басинский рассказал, что В.Г. Распутин занял место классика русской литературы ещё при жизни. «С его уходом стало очевидно, что должна быть премия имени Валентина Григорьевича. Когда меня пригласили в качестве председателя жюри, это была невероятная честь. Я был знаком с Валентином Григорьевичем, но не очень близко. О его личности ярко говорит один эпизод: когда ему исполнялось то ли 70, то ли 75 лет, хотели отмечать его юбилей. Но он сказал, что не надо отмечать, а лучше создать фестиваль «Этим летом в Иркутске», пусть приезжают разные писатели и знакомятся здесь с читателями».

Павел Басинский подчеркнул, что Премия имени В.Г. Распутина «вроде бы такая камерная, но она очень важна. Её изначальная идея была в том, чтобы обращать внимание на региональных писателей, прежде всего из Сибири, откуда сам Валентин Григорьевич, потому что они не избалованы столичными премиями».

Сегодня Премия В.Г. Распутина стала уже не только общероссийской, но и выходит за пределы страны. На сегодняшний день поступили заявки из Москвы и Московской области, Санкт-Петербурга, Алтайского и Красноярского краёв, Луганской Народной Республики, Архангельской, Белгородской, Воронежской, Калужской, Кемеровской, Курской, Самарской и Ярославской областей, Республики Башкортостан, а также Франции и Казахстана.

Стать лауреатом премии может любой автор, пишущий прозаические произведения на русском языке (романы, повести, сборники повестей и/или рассказов) независимо от возраста и места жительства. Объём произведения должен составлять не менее 5 авторских печатных листов. Главное условие: все произведения-номинанты должны обладать высоким литературно-художественным уровнем, новизной и оригинальностью, способствовать продвижению идей гуманизма, справедливости, нравственности, доброты, любви к Родине.

Выдвинуть произведения на соискание премии могут:

• издательства;
• отдельные импринты / редакции издательств;
• средства массовой информации;
• творческие союзы и объединения;
• литературные ассоциации;
• музеи;
• библиотеки;
• органы управления культуры субъектов Российской Федерации;
• редакции литературно-художественных журналов;
• другие организации, занимающиеся продвижением книги и чтения.

Премия присуждается за прозаические произведения, вышедшие отдельными изданиями или опубликованными в литературно-художественных журналах в 2024–2025 гг. 

Приема заявок продлится до 24 ноября 2025 года. Более подробная информация о порядке выдвижения произведений и порядке проведения премиального процесса представлена в Положении о Национальной литературной премии имени В.Г. Распутина (www.bookunion.ru)

Издания и материалы в печатной форме необходимо доставить по адресу: 127018, г. Москва, ул. Октябрьская, дом 4, корпус 2, офис 301. Получатель: Российский книжный союз (при курьерской доставке просьба предварительно договориться о прибытии курьера по тел. + 7 495 688 14 14). Электронные версии произведения и документов просьба направлять по адресу: bookunion@bookunion.ru.

Контактное лицо в РКС: 

Новокшонова Алена Анатольевна, + 7 936 262 1142, bookunion@bookunion.ru

О премии: 

Национальная литературная премия имени В.Г. Распутина учреждена в 2017 году Российским книжным союзом и Правительством Иркутской области в память о выдающемся русском писателе, публицисте, общественном деятеле В.Г. Распутине с целью поиска и поощрения талантливых авторов, способных создавать литературно-художественные произведения высокого качества в традициях российской классической прозы и внести существенный вклад в сохранение и развитие российской и мировой художественной литературы, продолжая традиции творчества В.Г. Распутина. Основными требованиями, которые предъявляются к работам номинантов, являются неоспоримые художественные достоинства текста и общечеловеческие нравственно-патриотические ценности. Премия вручается раз в два года. Первая церемония вручения прошла 15 марта 2018 года в Иркутске.