Судьба вундеркинда: к 125-летию со дня рождения драматурга Николая Эрдмана

Проживший 70 лет Николай Робертович Эрдман вошел в русскую драматургию всего двумя пьесами, написанными в совсем юном возрасте. Это «Мандат» и «Самоубийца». Но в том, что он – классик, никаких сомнений нет. Его пьесы активно ставят и сегодня, спустя 100 лет после их написания. Причем ставят и провинциальные, и ведущие столичные театры, лучшие режиссеры задействуют в них самых знаменитых актеров. А зрители то заливаются смехом, то глубоко задумываются. И это над бытовыми, казалось бы, да ещё и сатирическими комедиями! Поневоле вспоминаешь, что молодого Эрдмана всерьез сравнивали с Гоголем.

Мандат на гениальность

Он родился в семье служащего текстильной конторы – чистокровного немца, лютеранина. С ранней юности писал лихие стихи, тесно общался с Есениным и Мариенгофом (причем Есенин его стихи весьма хвалил). Был модником, любимцем женщин. Вот из воспоминаний современников: «Элегантно одетый молодой человек, с прической а-ля капуль, изысканно, очень сдержанно поклонился. Он был одет в модный костюм того времени, брюки, узенькие внизу, расширялись к поясу, пиджак, схваченный в талии, кринолинил к фалдам».

И вдруг, в 24 года, этот щеголь оказался автором пьесы, поставленный самым главным режиссером страны – Всеволодом Мейерхольдом.

Блестящая комедия про приспособленца, считающего, что заветный документ-мандат откроет ему все возможности, была вроде как направлена против мещан-обывателей, но досталось всем. В том числе и представителям власти, которые этим самым мандатам доверяют не глядя, занимаясь, по сути, бюрократическим формализмом, а не нормальной работой. Придурковатый герой кричит: «Мамаша, держите меня, или всю Россию я с этой бумажкой переарестую». Ну, в 1925 году было еще можно так шутить… Театральный критик в 1925 году подсчитал: зрители «Мандата» смеялись (и не просто хихикали, фиксировались «взрывы смеха») на представлении более 300 раз!

Пьесу ставят по все стране, пять лет – до начала 1930-х – были золотыми деньками для вундеркинда. Главное, что об Эрдмане в самых восторженных тонах говорят очень многие. Сам Маяковский просит его научить писать пьесы! «Хорошая пьеса. Умно. Смешно» – отзывается о «Мандате» Горький. А Мейерхольд говорит: «Современная бытовая комедия, написанная в подлинных традициях Гоголя и Сухово-Кобылина».

А вот как пишут о «Мандате» в газетах: «...для нашей современности это такое же историческое явление, такое же начало нового театра, такая же правда жизни, каким для другого поколения было представление «Чайки».

Ставить «Самоубийцу» – самоубийство

На волне успеха молодой драматург пишет «Самоубийцу», еще более острую, но и куда более глубокую вещь. Внешне всё о том же мещанстве, а на самом деле, о страхе перед жизнью, даже так: о наползающем на всех ужасе. Вот несколько цитат:

«В настоящее время, гражданин Подсекальников, то, что может подумать живой, может высказать только мертвый».

«Слово — не воробей, выпустишь — не поймаешь, тебя поймают — не выпустят».

«Вдохновляйтесь согласно постановлениям…»

И так далее. Отзывы были еще более восторженными. Репетировал пьесу Мейерхольд, и одновременно – его главный соперник, сам Станиславский в МХТ. Само по себе это соперничество двух театральных гениев за один текст невероятно!

Вот свидетельство современника: «Когда Эрдман кончил читать, Станиславский заявил: «Гоголь! Гоголь!» А Мария Петровна Лилина сказала Эрдману: «Вы знаете, кому бы это очень понравилось? Антону Павловичу».

Но поставить не дали никому. Сталинская рецензия была такой: «Пьеса пуста и вредна». Времена относительной вольности закончились.

Вспоминают: государственная комиссия, которой показывали готовый спектакль в мейерхольдовском театре, гомерически хохотала в течение всего представления, а потом её члены молча поднялись и ушли, не произнеся ни слова… Боялись выразить хоть какое-то свое отношение.

В итоге – пьеса была впервые опубликована на русском языке лишь в 1969-м. Причём в ФРГ. Тогда же состоялась и ее первая постановка – в Швеции… Ну, потом наверстали: в СССР с началом перестройки на зрителя обрушился целый вал «Самоубийц». Много было удачных версий (и фильм 1990 года неплох) – невероятный текст пьесы было трудно испортить.

Сорок лет вблизи театра

Слава Богу, репрессий по отношению к автору не последовало. Но, собственно, драматургическая карьера Эрдмана на этом закончилась. А ведь ему не было еще и 30-ти…

Оставшиеся 40 лет Николай Эрдман прожил совсем не скучно. Довелось побывать ему и в ссылке (откуда он писал письма матери, подписываясь «Мамин-Сибиряк»). Здесь развернулась одна из захватывающих любовных историй того времени: бурный роман между ним и актрисой МХТ Ангелиной Степановой. К счастью, ссылка пришлась на первую половину 30-х, и Эрдман смог сразу же вернуться в творческую среду. Был соавтором сценария фильмов «Весёлые ребята», «Волга-Волга», «Смелые люди» и других. Даже Сталинскую премию получил! Служил в ансамбле НКВД – автором сценариев. Имел славу чрезвычайно остроумного человека, шутки, порой весьма смелые, расходились широко. Так, будучи в «служебной одежде» – форме НКВД – и глядя на себя в зеркало, Эрдман грустно заметил: «У меня такое ощущение, будто за мной опять пришли…». От театра старался далеко не удаляться – например, занимался переводом и адаптацией текстов классических оперетт.

Перед смертью у него был еще один творческий взлет – тесная дружба с моднейшим тогда Театром на Таганке. Эрдман написал несколько сценок для постановки есенинского «Пугачева» (кстати, «Пугачев» Есенина-Эрдмана идет и сегодня). Молодые актеры смотрели на него с замиранием сердца: он был настоящим человеком-легендой! С восторгом отзывался об Эрдмане Владимир Высоцкий. Вот только пьес он больше не писал… Выдохся, выговорился в юности? Навсегда испугался? Не верил в возможность честных и острых высказываний на современной ему сцене? Да всё вместе, наверное.

Я видел пьесы Эрдмана на сцене не раз, в разных режиссерских версиях. Какое-то невероятное, глубинное понимание природы человека, и комической, и трагической одновременно, проступает сквозь эти блестящие тексты. Нет сомнений, что пьесы Эрдмана с нами навсегда. И скажу еще раз: до чего всё же жаль, что их лишь две!..

Михаил Гундарин